Пришло время систематизировать то, что в разрозненном виде содержится в нескольких статьях, хотя вопросов по-прежнему больше, нежели ответов.Говоря об Олимпе, прежде всего следует договориться о терминах. Ниже пойдет речь о трех разных Олимпах. Олимп в Энрофе — это известная гора, на которой, согласно поверьям древних эллинов, жили боги. Далее, Олимп — затомис греко-римской метакультуры, большая небесная страна. И наконец, Олимп, как небесный город в большом Олимпе, главное средоточие затомиса, географически связанное с горой Олимп. В названии статьи речь идет именно об этом третьем Олимпе, ибо затомис Олимп существовал давно, задолго до того, как на нем был основан первый небесный город. В остальных случаях значение метатопонима «Олимп» должно быть ясно из контекста.
Прежде всего встает вопрос о том, когда. И тут, думаю, что любой человек мало-мальски знающий историю легко найдет отправную точку: Дорийское нашествие и последовавшие за ним темные века. Именно после этой катастрофы возраждающиеся на пепелищах микенских дворцов города стали поступательно двигаться к своему расцвету, к тому, что мы привыкли называть Элладой. Только тогда обитающие на Балканах племена начинают постепенно осознавать свою общность, что позднее находит отражение в различных амфиктиониях и общеэллинских играх. Первые проблески новой культуры являет нам так называемый протогеометрический период, названный так по особым орнаментам на керамике. Начался он во второй половине 11 в до н.э.
Если обратиться теперь к мифологии, то можно увидеть, что Дорийское нашествие имеет совершенно четкую мифологическую привязку. Вот, что пишет о нем Фукидид (I,12):
«...а на восьмидесятом году после падения Трои дорийцы вместе с Гераклидами захватили Пелопоннес. Лишь постепенно на протяжении долгого времени установилось прочное спокойствие, так как насильственные переселения прекратились и эллины стали высылать колонии в заморские страны.»
Таким образом, дорийское нашествие прочно ассоциировалось у эллинов классической эпохи с возвращением в центральную Грецию Гераклидов, сыновей Геракла. Как мы знаем, потомками Гераклидов считались цари Спарты, ведущего в классическую эпоху дорийского полиса. Если это так и если мы считаем, что Олимп был основан после дорийского вторжения, встает законный вопрос, почему эллины помнили и, более того, считали своими героев, живших до того, как Олимп был основан? Ответ напрашивается сам собой. Очевидно, коллизии, предшествующие этому великому метаисторическому событию и участвовашие в них человекодухи, тоже имели непосредственное отношение к греко-римской метакультуре и, более того, подготавливали основание этого города просветленных.
Отмотаем ленту истории вспять от Дорийского нашествия. Что же было на месте Эллады в те времена? Была цивилизация Микен и еще более древняя Минойская цивилизация Крита, к которой эллины относились с особым благоговением. Согласно мифам, напомню, на Крите родился Зевс и многие другие боги. Периодизация истории Крита во втором тысячелетии до н.э. является общепринятой и может быть найдена в массе источников, например в статье К. Бокиша «Дворцы Крита». Дворцы, бывшие экономическими и политическими центрами, — своеобразная визитная карточка минойской и крито-микенской цивилизаций. Для археологов они — удобный маркер, по которому можно прослеживать происходившие тысячи лет назад события.
Итак, Крит. С 2000 по 1700 г. до н.э. там возникает первое государство. Критские товары экспортируются по всему восточному Средиземноморью, начинается экспансия Крита в Эгейском море. Критские дворцы не враждуют друг с другом (археологи не находят вокруг дворцов стен). От внешних вторжений их защищает мощный флот. Однако, в около 1700 г. дворцы оказываются разрушенными, вероятнее всего, в результате землетрясения. Очень быстро они восстанавливаются с еще большим великолепием. Крит снова ведет обширную торговлю своими товарами и осуществляет посредничество между другими странами Эгеиды и Ближним Востоком и во всех отношениях переживает рассвет. В это время возвышается критский город Кносс. В нем строится большая гавань. Кносс становится центром строящейся на острове дорожной сети. И именно Кносс принимает на себя новый удар стихии в 1580 г до н.э. Гавань разрушена цунами вместе с находившимся в ней военным и торговым флотом. Из всех критских дворцов уцелел лишь дворец в городе Фесте. Ослабевший Крит подвергается набегу микенцев. Растет и экономическая конкуренция с материковыми дворцами. Хотя критские дворцы отстраиваются и на этот раз, новое землетрясение, случившееся в 1480 г. до н.э. препятствует их новому усилению. Фест и Маллия так и не оправились от этой катастрофы. В 15-м в. до н.э. Микенцы прочно занимают Кносс. Дворец погибает в огне около 1400 г. до н.э. Причем, раскопки показывают, что пожар случается совершенно неожиданно. Что конкретно явилось причиной пожара, установить не удалось, но больше дворец Кносса никогда не восстанавливался. Крит захлестывает волна переселенцев с континента.
О чем свидетельствует эта интенсивная, длившаяся почти три столетия борьба критян со стихией? Не иначе как о том, что их государство было как воздух нужно силам света, а конкретно, их демиургу, которого они называли Зевсом. Для чего оно было нужно? Возможно много причин, но одна из них — наверняка противостояние дорийцам. Историки говорят о более мягком (по сравнению с тем, каким оно представлялось в древности) характере нашествия, о некоей «диффузии» дорийцев на юг мелкими разрозненными группами. Говорят даже о вероятности того, что микенские дворцы погибли сами собой примерно за век до прихода племен с севера, что их гибель явилась скорее причиной нежели следствием того, что называют вторжением дорийцев. Как бы там ни было, не будем забывать, сколь тяжким бременем в будущем легло на плечи Аполлона это дорийское наследство в виде Спарты. Несмотря на все усилия, окончательно высветлить это замкнутое, чуждое прогрессу и светлым эллинским искусствам, но тем не менее в течение почти двухсот лет чрезвычайно сильное в военном отношении полисное устройство так и не удалось вплоть до его окончательного, почти физического уничтожения. Предотвратить дорийское вторжение независимо от его причины и формы можно было только сильным государством.
Не следует так же думать, что Дорийское нашествие — некое частное локальное явление. Оно было проявлением более масштабного, а, следовательно, задолго спланированного движения племен, известного из древнеегипетских источников, как нашествие «народов моря».
Другое возможное предназначение сильного критского государства — это его давние, традиционные связи в восточном Средиземноморье и, в частности, в Египте. Самые ранние египетские находки на Крите относят к началу третьего тысячелетия до н.э. Во второй половине второго тысячелетия важность Египта возрастает, ибо в 14-м веке так живет проводящий свои религиозные реформы Эхнатон. Возможно, Крит мог бы уловить отголоски этих прозрений и сделать новый шаг в направлении монотеизма, но силы тьмы, сделали все, чтобы этого не случилось. Конечно, взявшие верх в торгово-военной конкуренции Микены, не оставляли экономически выгодных связей с Египтом, но, вероятно, направленность этих связей была уже не той.
Минойская цивилизация названа по имени мифологического царя Крита Миноса, сына Зевса и Европы. Мифология говорит нам о еще одной попытке построить сильное государство в континентальной Греции. Однако, исторического подтверждения этой попытки мне найти не удалось, вероятно, потому, что она слишком рано оказалась неудачной. Связана она, как мне кажется, с именем такого героя, как Геракл, и исторически относится, вероятнее всего, к началу 15-го в до н.э., когда «островной проект» был уже под большим сомнением. Метабиографией Геракла я занимался отдельно. Здесь замечу только самое необходимое. Геракл должен был быть сначала царем Тиринфа (Тиринф — один из крупнейших дворцовых центров микенской эпохи), но это срывается вследствие вмешательства ревнивой Геры. Находясь в Фивах, он побеждает давнего соперника Фив минийский Орхомен, женится на фиванской принцессе, и престарелый царь передает управление городом ему. Но неудача ждет его и здесь: Гера, за которой стоит, очевидно, противостоящая Зевсу демоница, насылает на него безумие. Под безумием можно понимать разрыв каналов инспирации Геракла демиургом Зевсом. После этого безумия Геракл уже просто наемник (хотя и выдающийся, даров свыше у него не отнимал никто) на службе у самых разных царей и цариц. Примечательно, что в конце своей земной жизни Геракл отправляется на север к дорийцам. Видимо, когда нашествие оказывается неотвратимым, силы света пытаются по мере возможности контролировать процесс. То, что оно оказывается мифологически связанным с детьми Геракла, вероятно, является отражением того, что в посмертии Геракл как-то участвовал в движениях северных племен, пытаясь смягчить его последствия.
Мне думается, что кто-то из этих двух героев по замыслу Зевса, Минос или Геракл, должен был быть строителем первого города в небесной стране Олимпа. Как мы знаем, Минос по неизвестной нам причине оказывается в Аиде. Как бы там ни было, Крит навсегда утрачивает свое значение. Геракл же, претерпев в энрофной жизни немало, оказывается на Олимпе. Но все же, раз миссия его на земле была провалена, быть основателем небесного города он тоже не может. Кто же тогда?
Мифологическая почва всегда достаточно шаткая. При попытке же ответить на поставленный вопрос, она просто-таки начинает трястись с интенсивностью девятибального землетрясения. И все же... что-то не дает мне пройти в этом контексте мимо фигуры Прометея, без сомнения, одной из ярчайших фигур всей эллинской мифологии вообще. А то, что он в нужное время оказывается рядом с Гераклом заставляет подозревать в нем основателя первого эллинского города просветленных. Что же мы знаем о Прометее? Во-первых, он - титан, и с одной стороны это относит нас к совершенно другому периоду истории Шаданакара. С другой стороны, мы знаем, что бывшие титаны воплощались в человечестве и часто играли среди человекодухов не последнюю роль. Вообще, мне думается, в столь давние времена, энрофное человечество было слишком слабо. Просто у него было мало времени, чтобы аккумулировать достаточное количество опытных душ за счет собственных метакультур. По этой причине бывшие титаны могли служить важным источником. Далее, античная традиция знает как будто бы двух разных Прометеев. Вот первый из них, историю о котором Платон вкладывает в уста главного софиста Протагора:
«Было некогда время, когда боги-то были, а смертных родов еще не было. Когда же и для них пришло предназначенное время рождения, стали боги ваять их в глубине Земли из смеси земли и огня, добавив еще и того, что соединяется с огнем и землею. Когда же вознамерились боги вывести их на свет, то приказали Прометею и Эпиметей украсить их и распределить способности, подобающие каждому роду. Эпиметей выпросил у Прометея позволение самому заняться этим распределением. "А когда распределю, - сказал он, - тогда ты посмотришь". Уговорив его, он стал распределять: при этом одним он дал силу без быстроты, других же, более слабых, наделил быстротою; одних он вооружил, другим же, сделав их безоружными, измыслил какое-нибудь иное средство во спасение: кого из них он облек малым ростом, тем уделил птичий полет или возможность жить под землею, а кого сотворил рослыми, тех тем самым и спас; и так, распределяя все остальное, он всех уравнивал. Все это он измыслил из осторожности, чтобы не исчез ни один род. После же того как он дал им различные средства избегнуть взаимного истребления, придумал он им и защиту против Зевсовых времен года: он одел их густыми волосами и толстыми шкурами, способными защитить и от зимней стужи, и от зноя и служить каждому, когда он уползет в свое логово, собственной самородной подстилкой; он обул одних копытами, других же - когтями и толстой кожей, в которой нет крови. Потом для разных родов изобрел он разную пищу: для одних - злаки, для других - древесные плоды, для третьих - коренья, некоторым же позволил питаться, пожирая других животных. При этом он сделал так, что они размножаются меньше, те же, которых они уничтожают, очень плодовиты, что и спасает их род.
Но был Эпиметей не очень-то мудр, и не заметил он, что полностью израсходовал все способности, а род с человеческий еще ничем не украсил, и стал он недоумевать, что теперь делать. Пока он так недоумевал, приходит Прометей, чтобы проверить распределение, и видит, что все прочие животные заботливо всем снабжены, человек же наг и не обут, без ложа и без оружия, а уже наступил предназначенный день, когда следовало и человеку выйти на свет из Земли; и вот в сомнении, какое бы найти средство помочь человеку, крадет Прометей премудрое искусство Гефеста и Афины вместе с огнем, потому что без огня никто не мог бы им владеть или пользоваться. В том и состоит дар Прометея человеку. Так люди овладели уменьем поддерживать свое существование, но им еще не хватало уменья жить обществом - этим владел Зевс, - а войти в обитель Зевса, в его верхний град, Прометею было нельзя, да и страшна была стража Зевса. Прометею удалось проникнуть украдкой только в общую мастерскую Гефеста и Афины, где они предавались своим искусным занятиям. Украв у Гефеста уменье обращаться с огнем, а у Афины - ее уменье, Прометей дал их человеку для его благополучия, самого же Прометея после постигло из-за Эпиметея возмездие за кражу, как говорят сказания»
Этот Прометей — великий демиург, благодетель людей, но создание человеческого рода как такового отделяет от рассматриваемых эпох бездна времени. Но есть представление и о несколько другом Прометее. Впервые оно встречается уже у Гесиода, но мы приведем эту историю в более познем прозаическом изложении:
«Считают, что это - одна из стрел Геркулеса. Рассказывают, что ею он убил орла, который, по преданию, выклевывал Прометееву печень. Нам представляется, что об этом небесполезно рассказать подробнее. В древности, когда люди с великим благоговением совершали жертвоприношения бессмертным богам, они обычно бросали в священное пламя все жертвенное животное целиком. И вот, когда вследствие больших трат бедняки не могли приносить жертвы, Прометей, который, как считают, благодаря удивительной остроте ума создал людей, добился, говорят, у Юпитера позволения, чтобы часть жертвенного животного люди бросали в огонь, а другую часть использовали для своего пропитания. Впоследствии он укрепил этот обычай. После того как Прометей легко добился этого у бога, который поступил без корысти, не как человек, он самолично принес в жертву двух быков. Сперва он возложил на алтарь их печень, а все мясо, оставшееся от двух туш, сложил в одно место и покрыл бычьей шкурой. Все имеющиеся кости Прометей покрыл второй шкурой и, поместив ее на виду, предоставил Юпитеру возможность выбрать ту из них, какую он пожелает. Юпитер же не проявил божественного разумения и не предвидел все наперед, как подобало бы божеству, но (раз уж мы решились довериться сказаниям) был обманут Прометеем и, считая, что под каждой шкурой находится бычья туша, выбрал кости в качестве причитающейся ему половины. Поэтому во время торжественных обрядов и жертвоприношений, после того как люди съедали мясо жертвенных животных, оставшиеся кости, принадлежавшие богам, они сжигали в том же самом огне.
Но вернемся к начатому рассказу. Когда Юпитер узнал правду, он воспылал гневом и отнял у смертных огонь, чтобы благоволение Прометея они не ставили выше могущества богов, и чтобы людям не было никакой пользы от мяса, которое они не в состоянии были приготовить. Прометей же, кознодействуя по своему обыкновению, замыслил вернуть людям отобранный у них огонь, самолично проявив о том заботу. Поэтому, когда рядом никого не было, он приблизился к огню Юпитера, убавил его и заключил в полую ветвь. Ликуя от радости, так что он, казалось, скорее летит, а не бежит, Прометей размахивал веткой, чтобы дым не загасил заключенный в ее внутренней части огонь.»
В отличие от первого Прометея, этот Прометей не дарует огонь первично. Он всего лишь возвращает его. Не нужно напоминать, чем был огонь для древнего человека. Временное исчезновение огня значило примерно то же, что для нас значит временное отключение электричества, - существенное ухудшение качества жизни. Соответственно, в исчезновении огня могла отразиться некоторая значительная катастрофа. Чем не дорийское нашествие? И вот, для того, чтобы зажечь в небесах совершенно новый огонь Прометей и освобождается из векового плена Гераклом. Кстати говоря, «черный ход» в обитель богов, откуда Прометей похитил огонь, открывает ему Афина. Каков же ответ сил тьмы на столь провиденциальный акт? Следует известная история с ящиком Пандоры. Но и тут Прометей «подсуетился» и к массе бед и невзгод добавил в ящик Надежду. А что есть затомис и живущий в нем синклит, как не наше надежда и упование? В довершение всего, Прометея считали дедом мифологического героя-эпонима Эллина.
Но как же быть с заключением Прометея? Ведь по мифу оно следует за возвращением огня людям, как наказание. Я склонен видеть в этом аберрацию древнего сознания. Возможно, что падение Прометея относится еще к титаническому периоду его метабиографии. Из эллинского мифа следует, что Прометей занимал особое место среди титанов. Ведь он вместе с братом Эпиметеем был единственным, кто принял решение перейти на сторону Зевса. Отсюда, возможно, и особое наказание — пленение на компенсационных выступах Кавказа, подальше от имеющихся затомисов. С другой стороны, сюжет о краже огня — отюндь не эллинское изобретение и скорее всего восходит к какому-то единому древнему источнику, отражающему реальное овладение человека огнем. Этот вопрос требует еще дополнительного исследования, но, очень вероятно, что именно гесиодовская история о временном возвращении исчезновении огня и его возвращении Прометеем является специфически эллинской. А тогда достаточно реальной представляется следующая ее интерпретация: свет великого Зевса, что видели над собой люди во времена Крита и Микен, был погашен в начале темных веков и по просшествии времени зажжен на Олимпе Прометеем.
«Другое дело, если бы я создал эти вещи для себя одного и извлек из них особенную выгоду, - но я, принеся их в общее пользование, предоставил их вам самим. Больше всего везде видны храмы Зевса, Аполлона, Геры и твои собственные, Гермес, а храма Прометея нет нигде,» - так оправдывается сам герой от обвинений сам герой в диалоге Лукиана «Прометей, или Кавказ». Действительно, храмы, посвященные Прометею, не известны. Почему? Как же так могло случиться, что столь великий человекодух остался без собственного культа? Ответ, думаю, прост: он был слишком велик, и, потому, совсем недолго задержался на Олимпе. К тому моменту, когда формировались эллинские культы, он был уже на запредельных для тогдашних энрофных сознаний высотах. Однако же, миф о нем сохранился, ибо он хоть и слишком быстро, но все же промелькнул в олимпийских небесах.
Ну и еще один вопрос, который остается решить. Зевс. Кто же он такой? Он был до Олимпа и остался после, и всегда, и на Крите, и в Элладе был почитаем богом. Я предпочел бы видеть в нем демиурга крито-микенского мира, так и не сумевшего основать свою метакультуру. Его рождение на Крите означает первоначальное воплощение. Известны изображения безбородого Зевса, относящиеся к тому метаисторическому периоду, когда его земное детище было в рассвете. Наконец, он связан с государственностью Крита: царь Минос беседует с ним в Диктейской пещере каждые девять лет. Но тогда, согласно обычной метаисторической логике, он должен был бы оторваться от Энрофа, ибо его земное творение претерпело необратимую катастрофу. И тем не менее, до конца античного мира он был почитаем. Олимпийские игры были посвящены именно ему. Оракулы, включая известный вещий дуб в Додоне, не знали отбоя от вопрошающих. Единственная возможность, которую я вижу, - это та, что Зевс воплотился и долгое время жил на Олимпе в качестве своего рода царя. Его демиургические обязанности взял на себя пришедший с восточных эгейских берегов Аполлон.
Именно тогда и начался великий путь метакультуры греко-римлян. Мне кажется, именно с обживания затомиса начинается метакультура. Ибо, если в небесах действуют единичные, хотя и бесконечно великие по сравнению с нами духи, это вызывает у людей чувство благоговения. Но если над нами проистекает целая жизнь огромного числа некогда бывших людьми и живших там же, где живем сегодня мы, это вызывает тихую радость и надежду. Ту самую, что украдкой вложил в злополучный ящик Пандоры великий Прометей.
