Немного об этрусках

Украшенная флорентийскими ренесансными архитектурными ансамблями речка Арно течет по тосканской земле и изливается в Тирренское море. От ее устья до большого современного порта под названием Пьомбино тянется побережье, которое итальянцы называют Costa degli Etruschi. Туски, этруски по-римски и, наконец, тиррены по-гречески — все эти этнонимы нашли отражение на современных картах. Удивительно, что относятся они все к одному и тому же народу, проживавшему в древности в основном в передней части голенища италийского сапога.

Мало кто знает, что в своем рассвете этот народ был могуществен. Он владел выходами как в Адриатическое, так и в Тирренское моря, контролировал остров Корсика, на севере доходил до предальпийских озер Италии, на юге остановился в Кампании (области современного Неаполя), дружил с Карфагеном и правил Римом, бивал греков на море, осуществлял заальпийскую торговлю, строил впечатляющие гидротехнические сооружения и удивительно красиво расписывал гробницы своих аристократов. Посещение южной Тосканы и ее этрусских и римских памятников прошедшим летом заставило меня задуматься о метаистории этого народа, о его значении для греко-римской метакультуры, пока, впрочем, достаточно поверхностно, сильно не углубляясь в источники. А значение это уже из приведенного выше списка достижений этрусков не может быть пренебрежимо малым.

Самое главное, что приходит на ум при таком беглом взгляде на земной путь этрусков, - это их близость с эллинством. Ни один италийский народ (до римлян, разумеется) не упоминается в эллинских источниках столь часто.

Вот одно из известнейших подобных свидетельств, относящееся к VI в. до н.э. Сообщают о некоем знатном коринфянине Демарате, приплывшем в Этрурию, как говорит Страбон  «со множеством людей» и поселившемся в Тарквиниях. «Множество людей», как выясняется, составляли греческие ремесленники и художники, снова по словам Страбона, украсившие всю Тиррению. Сын Демарата, заведя связи в при римском дворе, сам занимает трон, становясь пятым царем Рима, Луцием Тарквинием Древним и продолжает дело «украшения» Тиррении уже на римские деньги. Этруски таким образом приобретают контроль над латинским поселением. Римляне знакомятся с эллинской культурой, вероятнее всего при этрусском посредстве. Все государственной власти принесены сыном Демарата в Рим из Тарквиний.

Разумеется, не обходилось между эллинами и тирренами и без конфликтов. Так, на северо-западе совместно с карфагенянами этруски в 540 г. до н.э. побеждают западных греков в основном из Массалии (совр. Марсель) и заставляют их покинуть колонию Алалию на острове Корсика. На южном направлении греки более успешно противостоят этрускам. Так, в 525 г. до н.э. эллины отражают их атаку на кампанскую колонию Кумы. В 509 г. до н.э. этруски теряют контроль над Римом. Известно о безуспешных попытках его вернуть. Это, впрочем, не останавливает их массированную экспансию на север и северо-восток, приводящую их к Адриатическому морю, откуда они успешно торгуют с Элладой весь V в. до н.э.

Как мы видим, несмотря на противостояние с окружающими их колониями, этруски всегда стремились поддерживать тесные связи с балканской Элладой. Это имело для них важнейшее значение. Археологические исследования показывают, что уже в VI в. до н.э. в этрусских городах процветали греческие кварталы. Сюжеты эллинской мифологии (например, троянского цикла) - не редкость на этрусских саркофагах. Триада этрусских богов — Тин, Уни и Мнелва — тоже уж очень сильно напоминают греческих Зевса, Геру и Афину.

Все это не может не означать одного: Аполлон имел на этот народ определенный вид.

Бросается в глаза еще одна деталь. Как и греки, этруски не имели единого государства. Они жили независимыми полисами, скрепленными друг с другом не слишком, по-видимому, жесткой системой договоров. Этрусское Двенадцатиградье было скорее всего чем-то похоже на Пелопоннесский союз.

Интересно в этом смысле сообщение Павсания, уже упоминавшееся нами в статье об Олимпийских играх: некий царь тирренов Аримнест первым из варваров сделал приношение в Олимпию. Заметьте, именно тиррен, вовсе не лидиец Крез, замучивший своими бесконечными посольствами оракул в Дельфах, а именно тиррен и именно в Олимпию, ставшую символом сплочения политически раздробленного этноса. Это сообщение показывает, что этруски были очень хорошо осведомлены о делах в Элладе, испытывавшей те же политические проблемы, что они сами.

Можно возразить, однако, что этруски безнадежно отставали в развитии как духовной, так и политической сферы от эллинов. Безусловно, это так. К началу VII в. до н.э. в Элладе уже минимум сто лет как действует Олимпийская экехейрия, Дельфийский оракул координирует выводы колоний в самые удаленные уголки света, разгорается дионисийское движение. В Этрурии в то же самое время находят лишь первые свидетельства восточной торговли. Далее, эллинский этнос, сформировавшийся после дорийского вторжения, не знал до персидских войн значительных внешних угроз. Он только расширялся в основном в образовавшуюся на Востоке после нашествия народов моря пустоту. Этруски с самого начала оказались зажатыми между враждебных италийских племен, греков и карфагенян. Но у них было преимущество: им было, на кого равняться. На Балканы они смотрели с надеждой. Если бы Аполлону удалось создать в Элладе сильное, в политическом и военном отношении жизнеспособное объединение полисов, тот же опыт был бы использован и в Этрурии.

К концу V в. до н.э. относится, вероятно, окончательное уяснение демиургом неудачи с эллинским объединением полисов. В то же время, в 390 г. до н.э. не этруски, а уже римляне отражают нашествие галлов на Италию. Аполлон вынужден пойти на рождение Форсуфов, сначала, вероятно, римского, а затем и македонского.

Кстати именно галльское нашествие показывает неоспоримое преимущество эллинского полисного объединения. Через все Двенадцатиградье галлы проходят как нож сквозь масло. Эллада встречается с той же самой бедой через сто лет уже очень сильно потрепанной междоусобицами и македонским игом и, тем не менее, галлы остановлены до Фермопил и до Истма. Ни один из серьезных значимых культурных или религиозных центров не пострадал.

«Я возьму этот большой мир,

Каждый день и каждый его час.

Если что-то я забуду,

Вряд ли звезды примут нас.» -

так пели отправляющиеся к созвездию Кассиопеи пионеры в старом фильме «Москва-Кассиопея». В кают-компании их звездного корабля можно было воспроизвести практически любой земной интерьер или ландшафт. Юные пионеры не знали, что их ждет за много световых лет от дома, потому и взяли с собой все лучшее, что было у них на земле.

Точно такое же впечатление производят и этрусские гробницы. На них изображали то пиры, то спортивные игры, то охоту, то просто пейзажи с людьми и зверями — все из этого, энрофного мира, будто этруски не знали, что их ждет в мире ином. Не знает, куда отправляется после смерти, человек без метакультуры. Даже в более поздних гробницах, где все чаще появляется демон злой демон царства мертвых Харун, — аналог греческого лодочника Харона, - даже там царство мертвых предстает закрытой, охраняемой им дверью, за которой снова неизвестность. Глубочайшие откровения эллинства — дисонисийство и Элевсин — остались этрускам неизвестны, их соприкосновение с метакультурой Олимпа — поверхностно.

В заключение могу сказать, что по всей вероятности, изначальный демиургический план отводил этрускам роль властелинов Запада. Туда, на запад Средиземноморья должны были быть направлены их колонизационные усилия подобно тому, как расширяли свои владения эллины на восток. Но, чтобы начать развиваться по этому пути, этруски должны были полноценно войти в один сверхнарод с эллинами, исполниться волей Аполлона.