Неисполненный подвиг Геракла

Почему, собственно, Геракл? Отнюдь не с него, следуя логике, нужно было бы начать изложение. Особых причин для этого нет кроме той, что я перечитываю сейчас Диодора Сицилийского. Так что многие последующие посты до специального замечания будут навеяны именно им. Как известно, родился Диодор в городе Агиррии на Сицилии, где, согласно мифу, Гераклу впервые оказали божественные почести. Можно представить, что с детства он слушал в самых разных формах рассказы о Геракле. Детские впечатления западают, как правило, глубоко в душу. Не случайно поэтому, повествование об этом богочеловеке занимает в четвертой, «мифологической» книге Исторической библиотеки Диодора центральное место.

Кроме того, мне представляется, что тот, кто проходил по этой Земле под именем Геракла имеет прямое отношение к заложению оснований греко-римской метакультуры, т.е. к созданию самого Олимпа. Количество метаисторических коллизий, завязанных вокруг него, огромно.

Итак, предлагаю для начала восстановить кратко, но, вместе с тем, не упуская ничего важного, мифологическую биографию Геракла, а затем взглянуть на нее под метаисторическим углом.

Зачатие и рождение. Желая произвести на свет великого героя, Зевс втрое удлинняет проведенную с Алкменой ночь. Сын Зевса и Алкмены должен был стать царем, однако, Гера из ревности задерживает роды Алкмены, и первым на свет появляется двоюродный брат Геракла Эврисфей, который и станет впоследсвии царем в Тиринфе. Новорожденного Геракла встречают опасности: Гера внушает Алкмене страх, и та относит Геракла в поле. Афина убеждает Геру дать маленькому Гераклу грудь, и он спасается. Затем Гера подсылает к малышу змей, но он расправляется с ними.

Фиванский период. Вскоре после этих событий семья Амфитриона, «смертного» отца Геаркла, перебирается из Тиринфа в Фивы. Это было, пожалуй, самое счастливое время в жизни будущего бога. Он проявляет себя несомненным лидером – командует походом против миниев, который увенчивается взятием их центра, города Орхомена, по ходу дела он пирует у Феспия, оплодотворяя его 50 дочерей, главенствует над аргонавтами в плавании за золотым руном. За несомненные заслуги перед Фивами царь Креонт отдает Гераклу в жены свою дочь Мегару и делает его царем. Однако, в одночасье Геракл теряет все. Катастрофа происходит, когда Зевс призывает его на свершение 12 подвигов в услужение Эврисфею. Это повергает Геракла в безумство. Он застреливает из лука детей, рожденных Мегарой. Исцеляет его пришедшая искать у него защиты Медея.

На службе у Эврисфея Геракл в основном сражается с разными враждебными силами природы. Однако, в начале, а именно до критского быка, это происходит исключительно в основном в пределах континентальной Эллады.

После очистки авгиевых конюшен Геракл начинает действовать едва ли не по всей Ойкумене. Вообще, масштаб его деятельности возрастает на порядки. Он основывает Олимпийские игры, освобождает прикованного к скалам Кавказа Прометея, приносит пояс амазонки Ипполиты. Объектами его деяний становятся люди. Апофеозом становится поход за коровами Гериона в Иберию через Египет и Ливию и возвращение через Кельтику, Италию, Сицилию. Во время этого похода он не только преобразует природу, делая ее более пригодной для жизни людей, но и основывает города, умерщвляет нечестивых правителей, расправляется с разбойниками. Особенно ненавистен Гераклу обычай убийства чужеземцев. Важным эпизодом было знакомство Геракла с историей Персефоны. Произошло это близ Сиракуз на Сицилии в том месте, где Персефона была похищена царем Аида. Затем, чтобы спуститься в Аид за Кербером, Геракл участвует в Элевсинских мистериях. В Аиде Персефона принимает его как брата. Геракл выводит оттуда Тесея. Ну и напоследок, Геракл доставляет Эврисфею яблоки из сада Гесперид, а заодно обучается астрологии у Атланта.

После окончания 12 подвигов с Гераклом происходит странная вещь. Если первое его действие после окончания подвигов, - отправка Феспиадов во главе с Иолаем на поселение на Сардинию - еще соответствует величию героя, то вот то, что происходит дальше с былым образом Геракла никак не вяжется. Масштаб его деятельности резко мельчает. Ничем не оправданное и коварное убийство Ифита приводит к тому, что никто не берется произвести очищение Геракла. Аполлон предписывет Гераклу продать себя в рабство и выплатить на вырученные деньги компенсацию отцу Ифита. Так Геракл попадает к Омфале. У нее на службе он ловит разбойников, ведет войны. В итоге, Омфала, восхищенная им и влюбленная в него, отпускает его на волю. Геракл возвращается в Тиринф, откуда он ведет войну против Авгия. Эврисфей, обвнив его в претензиях на царскую власть, игоняет его. Семья Геракла переселяется в Феней. Оттуда он вмешивается во внутриспартанскую междуусобицу, мстя за убитого друга.

«Дорийский» период. Геракл переселяется в Калидон в Этолии, где женится на Деянире. Вскоре вынужден покинуть Калидон и селится в Трахине. Геракл участвует в защите Дельф от дриопов. Приглашен дорийцами на царство, чтобы помочь в войне против лапифов. Однако, по окончании войны возвращает отданную ему во владению землю, наказывая хранить ее для его потомков и возвращается в Трахин. От яда, которым был напитан его хитон, Геракл смертельно заболевает, совершая жертвоприношение на Эвбее. Аполлон повелевает сжечь Геракла заживо на горе Эте.

Трансформа. Разбирая пепел костра, на котором сожгли Геракла, родственники и друзья не находят ни одной кости. Геракл взят на Олимп к богам, Гера признала его сыном. Друзья приносят жертву Гераклу как герою. Позднее в Афинах он впервые после трансформы почтен богом.

Первое, что я хотел бы отметить, переходя к метаисторическому анализу, это то, что наверняка уже ведущим эллинским врачам было ясно, что связь между продолжительностью брачной ночи и «качеством» потомства отсутствует. Вообще, как мне представляется, в мифологиях зачатие героя от бога или, для исторических эпох, возведение генеалогии (скажем, царей) к богам, на языке «Розы Мира» означает особо тщательную, долгую, в нескольких поколениях, работу тех или иных трансфизических сил над материальными облачениями воплощаемой в Энрофе монады. Разумеется, работа эта производится с целью осуществления какой-либо особо важной миссии.

Чтобы понять, в чем могла состоять миссия сына Алкмены, давайте посмотрим, в какую историческую эпоху появляется он на свет. Сразу встает вопрос о датировках. Попытка датировать события мифологического плана, известное дело, вещь неблагодарная. Однако, в случае Геракла дело облегчает наличие в его биографии вполне исторических зацепок. С одной стороны, он участвует в Элевсинских мистериях, начало которых относят к 16 в до н.э. (см. напр. книгу Д. Лауэнштайна), с другой стороны во время Геракла дорийцы живут еще в Фессалии, то есть, дело происходит до дорийского нашествия (12 в до н.э.). Паросская хроника датирует один из эпизодов жизни Геракла концом 14 – началом 13 века до н.э.

В наши дни практически вся поверхность нашей планеты покрыта затомисами различных метакультур. Сквозь затомисы брезжит духовный свет, исходящий от трансмифов мировых религий. Чтобы духовно потеряться в современном мире, нужно обладать абсолютной духовной глухотой и слепотой. Все было иначе во времена Геракла: ближайшие мощные затомисы Эанна (Вавилон-Ассирия-Ханаан) и Иалу (Египет) были над севером Африки, трансмиф зарождался только над Индией. Непосредственно над будущей Элладой было практически пусто. Здесь  воплотился Зевс, народоводитель крито-микенцев, но сил его было недостаточно для создания полноценной метакультуры.

Творение Зевса в Энрофе переживает нелучшие времена. Центр цивилизации, Крит, погрязает в междоусобицах. Довершает дело сильное землетрясение. Так называемая Минойская талассократия идет на спад. Возникает потребность в новом центре, и в новом «Миносе». Зевс решает воплотить в континентальной Элладе нового великого царя, который объединил бы в Энрофе племена ахейского мира, а после смерти основал бы новый синклит.

Трудно сказать, какая именно (замечу, женственная) инфрафизическая сила, именуемая в мифе Герой, противостоит Зевсу. Шрастров и уицраоров в те времена еще не было. Возможно, это одна из демониц Дуггура, но прямых указаний на это нет. Так или иначе, инфрафизическое воздействие на кароссу приводит к тому, что роды Алкмены задерживаются. Эврисфей рождается раньше, и Геракл больше не может претендовать на царство. Дважды возникает угроза жизни Геракла. Один раз ее отвращает Афина, в те времена еще только воплощающаяся соборная душа, в другой раз маленький Геракл справляется сам, демонстрируя недюженные врожденные способности.

Еще более серьезной неудачей оборачивается попытка Зевса сделать Геракла царем в Фивах. В результате борьбы с демоницей тонкоматериальные каналы, по которым Геракл инспирировался, сильно повреждены. Он впадает в безумие. Дух его сломлен. Это заставляет Зевса отказаться от идеи Геракла-царя. Врожденные способности же его демиург направляет на борьбу с демоническими стихиалями. Именно этим занимается Геракл на службе у Эврисфея.

Опустошение и апатия, испытываемые Гераклом по окончании службы, приводят его к убийству Ифита и к годам, проведенным в рабстве. Вероятно, по возвращении из рабства, движимый духовной тоской, Геракл совершает путешествие на Сицилию, к месту похищения Персефоны, а, возвратившись оттуда, посвящается в мистерии.

Совершенно новый этап в жизни Геракла начинается с переездом в Калидон. Дело в том, что к этому моменту Зевсу уясняется неизбежность предстоящего переселения народов. В Египте о нем знали, как о вторжении «народов моря», в Элладе – как о «возвращении Гераклидов». Последнее мифологическое события современная историческая наука идентифицирует с дорийским вторжением. Геракл «командируется» на север Эллады для ознакомления с обстановкой с тем, чтобы в посмертии активно воздействовать на процесс.

После трансформы он, минуя сакуалу просветления, поднимается в Эанну. Там бывший на Земле сыном Алкмены путешествует по всему ареалу финикийского влияния, помогая, находящимся под ним в Энрофе людям. Из вечного страдалища, Аида, он поднимает в Олирну Тесея, и тот становится на путь просветления. Затем он поражает одного из ужасающих демонов Аида. Наконец, когда приходит час дорийского нашествия, он из Эанны просветляет беснующиеся эрегоры племен, помогая вторгшимся и автохтонам с наименьшими потерями ассимилировать друг друга и перейти к мирной созидательной жизни.

Как известно, после дорийского вторжения Эллада погружается в так называемые темные века. Между тем, незадолго до этого Геракл подымает из вечного страдалища другого великого духа, бывшего титана Прометея. Прометей преклоняет колена перед спускающимся с межбрамфатурных высот Аполлоном и в последующие века сотворит ему в создании нового мира - Олимпа. Так был зажжен и передан чутким людским сердцам неугасимый и по сей день огонь эллинства – истинный Олимпийский огонь.

Облекшийся небывалым величием Геракл покидает Эанну. Чтобы на прощание пожать ему эфирную руку и благословить на предстоящий в Олимпе труд, туда нисходит народоводитель финикийцев Мелькарт. Мог ли знать тогда Геракл, что над теми местами, над которыми простерлась Эанна, уже очень скоро будут реять и столь дорогие ему олимпийские небеса?

"Роза Мира" о греко-римской метакультуре

Этот пост создаст только иллюзию последовательности изложения. В дальнейшем здесь будет полнейший хаос. Этот блог - моя творческая лаборатория. А все, кто работал в лаборатории, знают, что как ни наводи порядок, необходимость экспериментирования норовит увеличить энтропию.

Однако, логика вещей подсказывает очевидный и легко совершаемый шаг. Прежде всего необходимо понять, что же говорит о греко-римской метакультуре (ГРМ) сама «Роза Мира». Я разбил найденные мной цитаты на несколько групп.

I. Иноматерианье слои ГРМ

• Затомис, демиург и соборная душа: «Олимп - затомис древней Греко-римской метакультуры.

Этим именем называется и средоточие затомиса, величайший град просветлённых, действительно связанный с географическим районом горы Олимп, и вся небесная страна Греко-римской метакультуры. Бывший в эпоху исторического существования Эллады и Рима обиталищем и ареной деятельности тех нечеловеческих иерархий, которые отразились в образах греко-римского пантеона, этот затомис сделался постепенно в тысячелетие после Христа обиталищем синклита. Иерархии, пребывавшие там некогда, за истёкшие века совершили огромный путь восхождения и ныне обитают и действуют в несравненно более высоких мирах, в то же время, однако, надстоя над Олимпом и действенно инвольтируя его синклит.

Аполлон - имя демиурга Греко-римской метакультуры. Афина Паллада - имя Соборной Идеальной Души этого сверхнарода.

Эмблематический образ: белый античный храм на горе, на фоне голубого неба.» (Кн. III, гл. 2)

• Уицраор: «Унидр - уицраоры Вавилона, Ассирии и Карфагена; Форсуф - Македонии и Рима; Фошц - еврейства; Ариман - Ирана (сколь не странно применение этого имени к демону великодержавной государственности); Харада - уицраоры Индии; Эфрор - халифатов, старой Турции и тюрко-мусульманских империй. Имена уицраоров Византии, средневековых государств Юго-Восточной Азии, связанных со шрастром Ару, но довольно слабых, мне неизвестны.» ( Кн. IV, гл. 3)

• Шрастр: «Названия шрастров завершившихся в Энрофе метакультур: Дабб - шрастр Атлантиды, Бубгищ - шрастр Гондваны, Сэтх - Древнего Египта, Тартар - греко-римлян, Нергал - Вавилоно-Ассирии, Дэван - Ирана, Зинг - еврейства, Бабилон - Византии.» (Кн. IV, гл. 3)

• Отражение в культе: (о Великих Иерархиях)« В образах египетского, вавилонского, греческого, древнегерманского, ацтекского, в некоторых аспектах верховных божеств пантеона индийского отразились - хотя лишь до известной степени - эти возвышенные существа, но не такими, каковы они теперь, а такими, какими они были, вернее, какими представлялись сознаниям постигавших их народов в те далёкие времена.» (Кн. VI, гл. 1)

• Современное состояние народоводительствующих иерархий: «Например, ныне находятся в состоянии полной зрелости народоводительствующие иерархии Древнего Египта, Вавилонии, античности, не говоря уже о Гондване и Атлантиде.» ( Кн. VII, гл. 1)

Тут более-менее все ясно без комментариев: ГРМ – полноценная метакультура с демиургом, соборной душой, затомисом, шрастром, династией уицраоров и т.д.

II. Метаисторические факты.

• Ситуация в I в. н.э., образование христианской церкви: «Ряд тиранов-чудовищ на престоле Римской империи, которым ознаменовался I век новой эры, их злодеяния, не сравнимые ни с чем, бывшим до или после них, их неподдающаяся рациональному толкованию кровожадность, гордыня, бешенство, их нечеловеческая изобретательность в области придумывания новых способов мучительства, уродливая искажённость их творческого импульса, побуждавшая их воздвигать сооружения, неслыханные по своей грандиозности, но либо потакавшие самым низменным инстинктам масс, как Колизей, либо совершенно бессмысленные, как абсурдные начинания Калигулы, - всё это отголоски неистовства того, кто увидал, что извечный враг его хотя и задержан на Своём пути, но стал могущественнее и теперь будет возрастать от славы к славе.

Уже за несколько веков до Христа Гагтунгром было найдено внушительное оружие: удалось воплотить в соответствующих слоях некие огромные по масштабу демонические существа и начать в Вавилоно-Ассирии и Карфагене первую династию уицраоров. Один из её отпрысков, уицраор еврейства, добросовестно помог своему господину в его борьбе с Христом во время жизни Спасителя в Энрофе: без этого уицраора вряд ли оказалось бы возможным захватить полностью волю Иуды Искариота и многих пастырей еврейства, воображавших, что преследованием и казнью Христа они защищают интересы своего народа. Но и помимо этого, "Умный дух" хорошо понимал, что создание двух, трёх, нескольких хищных существ одного плана, одного слоя приведёт, по закону борьбы за существование, к победе сильнейшего из них, пока сильнейший из сильнейших не распространит в будущем на все шрастры власть свою, а на весь земной Энроф - власть своих человекоорудий. Так будет подготовлено всё для абсолютной тирании. Именно в осуществление этой мысли были созданы династии уицраоров также в Иране и Риме, и римская оказалась сильнее других.

Похоже на то, что в I веке, уже после воскресения Христа, главная надежда Гагтунгра возлагалась именно на Форсуфа - уицраора Римской мировой державы. Более того: кажется, что даже силы синклитов тогда не обладали уверенностью в том, что бешенство Гагтунгра, удваивавшее его силы, не приведёт в близком будущем к явлению антихриста и не сократит сроков первого эона, умножив тем самым число духовных жертв до непредставимых размеров, а задачи второго эона усложнив до крайности. Этой тревогой объясняется та апокалиптическая, правильнее сказать эсхатологическая, настроенность, то ожидание конца мира в недалёкие дни, которое охватило христианские общины и еврейство в первые десятилетия после воскресения Христа. К счастью, эти опасения не оправдались: сил Гагтунгра в ту пору хватило лишь на фантастически нелепые кровавые безумства кесарей да на попытки истребить христианскую церковь физически. Однако уже в середине I века намечается и другая линия в деятельности Гагтунгра. Пользуясь тем, что миссия Христа в Энрофе осталась недовершённой и поэтому основанная Им церковь, вместо всемирного апофеоза, едва теплится в виде нескольких маленьких общин под грузными пластами государственных институтов, созданных уицраорами, и под косными толщами инвольтированных ими психологий, - силы Гагтунгра начинают вмешиваться в жизнь самой церкви. Выдвигается высокоодарённая и глубоко искренняя в своём порывании к Христу волевая личность, в которой еврейская навязчивость и агрессивная еврейская суровость сочетаются с рассудочно-правовым сознанием римского гражданина. Этот человек был носителем некоей миссии, безусловно светлой, но указанные личные и наследственные черты его извратили понимание этой миссии им самим. Вместо продолжения Христова дела, вместо укрепления и высветления церкви духом любви, и только одним этим духом, тринадцатый апостол развёртывает громадную, широчайшую организационную деятельность, цементируя разрозненные общины строгими уставами, неукоснительным единоначалием и даже страхом, так как опасность быть выброшенным, в случае ослушания, из лона церкви порождала именно духовный страх. То обстоятельство, что апостол Павел никогда не встречал Иисуса Христа при Его жизни и был, следовательно, лишён всего того благодатного, что исходило непосредственно от Иисуса, - это обстоятельство не менее многозначительно, чем и другое: то, что Павел не испытал, как остальные апостолы, схождения Святого Духа. И однако остальные апостолы как бы отодвигаются на второй план, каждый из них сужает свою деятельность до локальных задач, до создавания христианских общин в той или другой стране, а лишённый благодати Павел постепенно оказывается центральной фигурой, возвышающейся надо всеми общинами, все их объединяющей и всем им диктующей то, что ему кажется продолжением Христова дела.

Это, быть может, первое явственное проявление решимости Гагтунгра в корне изменить демонический план. К концу I века внезапно меняется обстановка и вся атмосфера на верхах римской государственности. Последний изверг на престоле, Домициан, падает жертвой заговорщиков. Эра кесарских безумств резко прерывается. Дальше на протяжении целого столетия сменяются на престоле вполне достойные монархи. Они, конечно, выполняют то, к чему обязывает их логика власти, то есть воля уицраора Форсуфа, стараются укрепить ту государственную систему, которая обеспечивала уицраору такой неисчерпаемый приток красной питательной росы (она называется шавва), но не видно уже ни прежних воспалённых мечтаний о всемирном единодержавии, ни бредовых строительных замыслов, ни "живых факелов", то есть облитых смолой и подожжённых христиан, которыми озарял свои оргии Нерон. Государственная жизнь входит в более или менее нормальное русло. Другими словами, Форсуф заботится о продлении своего существования, но стремлений ко всемирной власти ему более не внушается. Ось высшего демонического плана изменилась. Идея довести Римскую империю до стадии планетарного владычества - отброшена. Во главу угла кладётся другая: захватить христианскую церковь изнутри.»

• О демоническом влиянии на церковь в первые века н.э.: «В глазах "Умного духа" церковь стала фактором первостепенной важности и для захвата её изнутри были использованы все средства. Семитическая религиозная исключительность, греческий духовный сепаратизм, римская безжалостность и жажда политической гегемонии во что бы то ни стало - всё было привлечено на помощь во втором, третьем, четвёртом, пятом веках христианской эры» (Кн. VI, гл. 2)

Ко времени осуществления миссии Христа Олимп был простерт уже и над Иудеей параллельно с Нихордом. Метоисторически это было необходимо, ибо именно ГРМ должна была выносить в своем чреве христианскую церковь и передать ее двум более младшим метакультурам – Византийской и Романо-католической. Поэтому, вся борьба сил света и тьмы внутри ГРМ имеет важнейшее значение для понимания метаистории вообще.

• О похищении человеческой монады: «Оно удалось только в IV веке нашей эры, когда Гагтунгр сумел вырвать из Ирольна одну человеческую монаду, в прошлом проходившую некогда через инкарнацию ещё в человечестве титанов, а теперь связанную с шельтом, едва успевшим закончить путь по Энрофу в облике одного из императоров Рима.» ( Кн. VI, гл. 2)

Кем уже стал этот император, и кем ему предстоит еще стать, - известно.

III. Государственность.

• Архаическая эпоха: «Жидкое состояние государственности. Зачаточность централизующей государственной власти. Постоянные столкновения слабо организованных составных единиц между собой. Могущество племенных эгрегоров и вампирических образований типа Велги. Воздействие диады сверхнарода, весьма ещё юной, преимущественно на эстетическую и религиозную сферы сознания.

Примеры: Египет эпохи номов, ведическая Индия, Греция эпохи полисов, Европа в раннее средневековье.»(Кн. VII, гл. 1)

• Классическая Эллада: «Твёрдо-вязкое состояние государственности, достаточно мягкой для преобразующей работы. Ограничение тиранических тенденций равновесием социально-политических сил. Государственное водительство осуществляется демиургом через эгрегоры. Его брак с Идеальной Соборной Душой.

Примеры: Египет до Тутанхамона, буддийские государства Индии и Юго-Восточной Азии, империи Тан и Сун в Китае, Афины времён Перикла.»( Кн. VII, гл. 1)

Эти две цитаты достойны особого внимания. Греко-персидские войны, известнейший эпизод всемирной истории, оказались на самом деле проекцией уникальнейшего метаисторического события – ГРМ была защищена от вторжения персидского уицраора без создания собственного уицраора. То, что не удалось Яросвету против уицраора монгольского, Аполлону удалось блестяще. Опасность прямой внешней угрозы была отстранена в принципе. Только внутренние проблемы, связанные с проснувшейся Велгой, заставили Аполлона прибегнуть к порождению Форсуфа. А мощь, которой облекся Аполлон в результате этой победы, позволила ему инспирировать целую плеяду гениев и вестников, во многом благодаря которым миссия ГРМ в целом была столь удачна.

IV. Религия

• Женственность: «При ознакомлении с античностью бросается в глаза наличие в греческой мифологии разнообразнейших и весьма напряжённых выражений Женственного Начала. Без Афины, Артемиды, Афродиты, Деметры, без девяти муз, без множества богинь и полубогинь меньшего значения олимпийский миф совершенно немыслим. Так же немыслим героико-человеческий план греческой мифологии без Елены, Андромахи, Пенелопы, Антигоны, Федры.» (Кн. X, гл. 4)

Женственное начало, а именно воплощение Звенты-Свентаны в одном из затомисов, должно стать местаисторической основой появления Розы Мира в Энрофе. ГРМ облеклась плотью в Энрофе тоже вскоре после одного из низлияний сил Мировой Женственности в Шаданакар. Именно поэтому античная религия пронесла через века несколько чистейших женственных культов.

• Обожествление творческой способности человека: «Творчество, таким образом, оказывается и правом, и долженствованием. Я до сих пор не могу понять, каким образом эта воистину божественная способность человека не встретила должного отношения к себе ни в одной из старинных религий, кроме некоторых форм многобожия, в особенности эллинского. Кажется, только в Элладе умели боготворить не только произведения искусства, но самую творческую способность, именно творческую, а не производительную, как в других формах политеизма, и даже венчать апофеозами великих деятелей искусства. Печально и странно, что после угасания Эллады творческий дар перестал привлекать к себе взор религий, не осмыслялся больше ни онтологически, ни метафизически, ни мистически.» (Кн. I, гл. 2)

Об этом уже сказано выше. Можно добавить, что этот аспект чрезвычайно важен в становлении Розы Мира в Энрофе. Потребность в творчестве, напомню, - одна из основных черт человека облагороженного образа.

• Отношение к природе: «Давно уже отмечено, как бедны были этим чувством авторы библейских книг и Корана сравнительно с теми, кто создавал великие эпопеи Эллады и, особенно, Индии Семиты отдавали Природе неизбежную дань, осеняя религиозной санкцией воспроизведение рода, но в своей духовной философии и искусстве стремились игнорировать её с многозначительной последовательностью.» (Кн. II, гл. 2)

Думаю, важность этого момента очевидна всякому, читавшему «Розу Мира».

• Культ Афродиты: «Известно, что в античной древности, на Кипре, культ богини любви распался в своё время на две противоположности: возвышенный культ Афродиты Урании, духовной, творческой, поэтизируемой и поэтизирующей любви, и культ Афродиты Пандемос (Pandemios), что можно приблизительно перевести выражением "Афродита Всенародная". Он широко разлился в народных низах, проявляясь в оргиастических празднествах и благословляя разврат как священную дань богине.» ( Кн. V, гл. 2)

Этот метаисторический урок должен быть наотлично усвоен всеми розамиротворцами. В абсолютно необходимом культе величайшей Лилит не должно быть примеси оргиазма, насущную потребность в котором испытывают демоницы Дуггура.

• Христианское отношение к язычеству: «К сожалению, это древнее недоразумение не разъяснено до сих пор: от античного многобожия давно ничего не осталось, но ожесточённая, узкая, лишённая всякой мудрости нетерпимость проявляется всякий раз, когда христианским церквам или, по крайней мере, тем, кто говорит от их имени, доводится высказывать своё суждение по вопросам индусских, китайских, японских, тибетских систем.» ( Кн. I, гл. 3)

Для христианского мира античное язычество – архетип язычества вообще. Разумеется, недоразумение, о котором говорит Даниил, должно быть исправлено, но отнюдь не механическим образом. В античном язычестве, как мы увидим, боги представляли собой вертикальный срез метакультуры от Логоса Шаданакара и демиургов до демонов Тартара, а иногда и Гашшарвы. Провиденциальное в этой вере должно быть четко отделено от демонического, а после этого должна быть установлена преемственность христианства по отношению к провиденциальным моментам язычества. То, что такая преемственность имеется, думаю вряд ли у кого вызывает сомнения.

V. Человекодухи:

• Выходцы из ГРМ в Элите: «Единственное, что я могу, говоря об Элите Шаданакара, это перечислить некоторых из тех великих человекодухов, которые достигли Элиты, - их последние человеческие имена: Эхнатон, Зороастр, Моисей, Осия, Лао-цзы, Гаутама Будда, Махавира, Ашока, Чандрагупта Маурья, Патанджали, Нагарджуна, Самудрагупта, Канишка, Шанкара, Аристотель, Платон, все апостолы, кроме Павла, Титурэль, Мария Магдалина, Иоанн Златоуст, Августин, Франциск Ассизский, Жанна д'Арк, Данте, Леонардо да Винчи.» ( Кн. VI, гл. 1)

Еще один повод задуматься над величием ГРМ. Из приведенного списка двое взошли через нее в Элиту Шаданакара.

VI. Искусство и литература

• Вестничество в античной трагедии: «Конечно, античная трагедия, например, стоит под знаком если не ясного осознания, то во всяком случае настойчивого чувства необходимости возвещать и утверждать реальность высшего порядка.» ( Кн. X, гл. 1)

• О Венере Милосской: «Венера Милосская находится уже в Синклите Мира, так как душа эллинской женщины, которая послужила художнику в Энрофе натурой для этой статуи, после исторического окончания греко-римской культуры в Энрофе поднялась через Олимп именно в Картиалу даймонов и, воссоединившись со своим метапрообразом, вступила на лестницу восхождения по высшим слоям. То же будет в своё время со всеми душами подобных метапортретов.» (Кн. III, гл. 3)

Нет сомнений в том, что трансфизическое значение античного искусства не меньше, чем, примеру у русского. Эта проблема тоже требует раскрытия.

VII. Прочее.

• О мистическом ужасе перед объединением мира: «Это возникший ещё во времена древнеримской империи мистический ужас перед грядущим объединением мира, это неутолимая тревога за человечество, ибо в едином общечеловеческом государстве предчувствуется западня, откуда единственный выход будет к абсолютному единовластию, к царству "князя мира сего", к последним катаклизмам истории и к её катастрофическому перерыву.» ( Кн. I, гл. 1)

Почему многие люди и в наши дни испытывают этот ужас, препятствующий объединению? Неплохо было бы в этом разобраться.

• О техническом и духовном путях развития: «В метакультурах древности, включая Византию, общество ещё не сделало окончательного выбора между этим путём развития и другим - тем, который для краткости можно назвать научно-техническим. Правда, в панораме древнеримской империи видятся признаки того, что в плане древнего общественного сознания тогда уже почти ничего не осталось от идей первого типа развития; они сделались достоянием эзотерических и полуэзотерических обществ, мистических культов, некоторых кругов жречества. Но социально-экономические условия Древнего Рима, Византии, даже западного средневековья не могли ещё способствовать быстрому продвижению общества по второму пути.» (Кн. VI, гл. 2)

Известно, что античная культура была богата на технические изобретения, которые нашли применение много позже. Греко-римляне не ценили «практическое», они больше ценили «идеальное», а практическому отдавали лишь необходимую дань. Не было ли это шансом ГРМ стать во главе или по крайней мере не мешать развитию по «второму», духовному пути?

Почему этим занимаюсь я и почему это может быть интересно...

Из тех, кто прочитал «Розу Мира» Даниила Андреева и проникся ею, наверняка не найдется ни одного человека, кто не пытался бы самостоятельно хотя бы из чистого интереса строить метаисторические параллели в приложении к тем или иным, будь то современным или давно ушедшим историческим ситуациям. И вот, перечитав «Розу Мира» в очередной раз, я подумал: отчего не сделать эти построения хотя бы с минимальной степенью серьезности, и не записать их?

Объект этих построений (боюсь использовать ко многому обязывающее слово «исследование») в моем случае очевиден: это греко-римская метакультура, отразившаяся в Энрофе историческим периодом, называемым античностью. Античность любима мной с юности, когда я впервые взял в руки сначала Эсхила, потом Геродота, потом Платона, и этот снежный ком катится по сей день. Мне предстоит немножко перетряхнуть его, чтобы посмотреть систематически на все прочитанное в новом свете.

Я не духовидец, не метаисторик в истинном понимании этого слова, и даже не профессиональный историк. Однако, у меня есть некая внутренняя убежденность, что результаты моих скромных изысканий будут востребованы метаисториками будущего, и вот почему.

Если Розе Мира суждено в том или ином виде существовать в Энрофе, то это будет глобальное, пытающееся объединить весь мир учение. Давайте же посмотрим на примерах, на каких основаниях объединяется мир сегодня.

Буквально в эти дни вся планета приникает к телеэкранам во время футбольных матчей. То же происходит, скажем, во время олимпиад. Именно в Древней Элладе имеет свой исток такое явление, как спорт, именно там сформиралась идея примиряющего соревнования.

Дальше. Уже мало где на Земле сомневаются в ценности искусства. Афганские талибы, расстрелявшие статую Будды, тут, пожалуй, лишь досадное исключение из правила. Не знаю наверняка, но берусь поспорить, что нет ни одной столицы государства, где не было бы музея и театра. Художественные экспозиции привозят из одной страны в другую, театральные труппы, классические оркестры и современные музыкальные команды гастролируют. Увидеть, к примеру, японский фильм в Европе не представляет никакого труда. Международный «обмен мнениями» на языке искусства в наши дни интенсивен как никогда. И снова, именно в Элладе искусства, какими мы знаем их теперь, имеют свое начало. Там они выделились в самостоятельные виды, там была впервые утверждена непреходящая ценность сотворенного человеком, впервые была осознана провиденциальность творческой способности человека..

То, что не зависит ни от положения в пространстве, ни от времени и позволяет нам вытаскивать из сложных природных феноменов понятные нам сущности – абстрагирование, эта способность человеческого разума была осознана и доведена до инструментального уровня именно в греко-римской культуре. Аксиоматизация, формулирование абстракций – безусловно первый и абсолютно необходимый кирпич в фундаменте современной науки и техники, без которых объединение мира вряд ли представимо. В плане интернационализации наука давно продвинулась дальше многих других областей. В среде ученых трудно найти человека, не говорящего по-английски. Нормальным явлением считается, когда выходец из одной из заокеанских стран успешно получает научные результаты где-то в Европе, а уроженец Индостана трудится на Японских островах или вовсе на зеленом континенте.

Это лишь три примера. Можно привести их массу. Но метаисторику ясно одно: все это не может быть «просто так». Такая фундаментальная мощь достижений греко-римлян может быть следствием только одного – успешного выполнения сверхнародом своей миссии. А миссия эта со всей очевидностью заключалась в выявлении и развитии рациональных оснований для объединения человечества. Иррациональные же, идеологические, если можно так выразиться, основания должны быть даны самою Розою Мира.