Нашествие народов моря
на царства Ближнего Востока дало
эллинскому миру необходимую передышку.
Оно разорвало сколь-нибудь крупные
эгрегоры вблизи от Балкан. Хаттусас,
столица империи хеттов, был повержен
на вечные времена. Светлые силы
зарождающейся метакультуры получили
возможность справиться с внутренними
проблемами и к тому же создать форпосты
на окраинах собственной будущей ойкумены.
В деле колонизации
Аполлон не был первопроходцем. Он шел
по пути финикийского демиурга Мелькарта.
К XI в. до н.э. финикийские владения
достигли Испании. На протяжении
последующих столетий финикийцы прекрасно
чувствовали себя в Эгеиде, на Кипре, на
Сардинии и Сицилии, на севере Африки.
Они разносят по всему Средиземноморью
восточные идеи и технологии. Так
появляются так называемые «ориентализирующие»
культуры в Элладе, в Италии (этруски) и
на юге Испании (Тартесс). Эллины были
первыми, кто прошел эту подражательную
стадию. Уже в IX-VIII вв. до н.э. их культура
предстает самобытной. Разумеется, сразу
же, эллины пускаются вслед за своими
учителями финикийцами в дальние плавания,
и уже очень скоро границы их колониальных
владений сближаются с финикийскими.
Провиденциальный
замысел состоял, видимо, в том, чтобы
три полуостровные культуры разделили
между собой Средиземноморье и вошли в
единый сверхнарод под началом богорожденных
народоводителей Аполлона и Афины,
который в «Розе Мира» получил название
греко-римского. Финикии в этом плане
отводилось тоже немаловажное место:
через сеть колоний они должны были
продолжать делать то, что и делали на
самом раннем этапе колонизации —
снабжать запад идеями востока, а восток
— ресурсами запада. Роль эллинской
колонизации сводится, таким образом, к
поддержанию единства сверхнарода.
Эта идиллия была, однако,
нарушена трагедией внутри самой
Вавилонской метакультуры. Как мы знаем,
именно в этой метакультуре Гагтунгру
впервые удается воплотить уицраора,
что повлекло за собой цепочку подобных
же воплощений в соседних метакультурах.
Греческий город Фокея
в северной Ионии в Малой Азии был известен
тем, что его жители первыми стали всерьез
обживать запад Средиземного моря. Уже
по географическим соображениям ясно,
что отнюдь не от скуки пустились они на
поиски лучшей жизни в столь дальние
края.
В VII в. до н.э. Иония после
серии жестоких войн оказывается под
властью лидийских царей. Лидия — это и
культурно, и территориально осколок
некогда могущественной хеттской империи.
Под ней уицраора еще не было, да и в целом
положение греческих городов под лидийским
владычеством не было слишком уж тяжким.
Последний лидийский царь Крез и вовсе
слыл большим другом эллинов, немало
обогатившим своими приношениями
Дельфийский оракул.
Основание фокейцами
Массалии (современного Марселя) и
Эмпориона (близ современной Барселоны)
относится к самому концу VII в. до н.э.
Тогда же по данным археологии в Фокее
появляется новая городская стена. Этому
сопутствует сообщение Геродота о том,
что царь испанского Тартесса дает
фокейцам деньги на постройку городской
стены для защиты от лидийского царя.
Фокейцы основывают в Тартессе колонии.
Известны только их названия: Майнака,
Гавань Менесфея, Гемероскопейон. Даже
их положение определяется приблизительно
по описаниям источников.
Итак, фокейцы на какое-то
время становятся гегемонами западного
Средиземноморья, победив в войне
Карфаген. Так Аполлон и народоводитель
Тартесса протягивают друг другу руки.
Неожиданная угроза
возникла для эллинского мира на Востоке.
В 547 г. до н.э. персы после одинаково
кровопролитной для обеих сторон битвы
с лидийцами на реке Галис совершают
неожиданно быстрый марш на столицу
Лидии Сарды. После непродолжительной
осады город сдается. Лидия попадает под
власть персов.
Уже через год персидские
войска осаждают Фокею. Не пытаясь
защищаться, фокейцы садятся на корабли
и покидают родину с тем, чтобы высадиться
в недавно основанной ими колонии Алалии
на острове Кирн (современная Корсика).
Ариман нарушил границы владений Аполлона.
Тут самое время обратиться
к процессам внутри самой Вавилонской
метакультуры. Беглое изучение вопроса
наводит на мысль о том, что колониальная
держава финикийского города Тира задолго
до рассматриваемых событий поддерживалась
уицраором. Иначе, во-первых, непонятно,
как финикийцы устояли против многочисленных
агрессий Вавилона и Ассирии (прецедент
греко-римской метакультуры считаем
неповторимым пока исключением), а,
во-вторых, неясно, как мог возникнуть
уицраор Карфагена, о котором говорит
«Роза Мира».
Финикийский Уиндр,
вероятно, длительное время нес на себе
санкцию своего демиурга. До середины
VI в. до н.э. он исполняет исключительно
оборонительную функцию. Известно о
столкновениях финикицев с местным
населением на колонизируемых территориях.
Случаи же применения силы против
собственных колоний эпизодичны. Тир не
вел ни одной крупной наступательной
войны.
Проработка всех деталей
многовекового развития финикийской
ветви Вавилоно-ассиро-ханаанской
метакультуры вполне может быть предметом
отдельного исследования. Мы не будем
углубляться в эти детали. Для нас сейчас
важно то обстоятельство, что VI в. до н.э.
явился по-видимому тем временем, когда
Уиндр, связанный с Тиром, метрополией
большинства финикийских колоний,
перестал существовать. Сначала, в 587 г.
до н.э. ему наносит серьезное поражение
его вавилонский брат. Затем в Тире
начинаются внутренние распри, которые
заканчиваются персидским завоеванием
в 532 г. до н.э. Чувствуя ослабление своего
родителя, где-то в промежутке между
этими датами активизируется Уиндр
Карфагена.
Нельзя сказать, что он
совсем совсем не был виден раньше. Уже
сама легенда об основании Карфагена
намекает на отпочкование уицраора.
Основательницей города в древности
считали Дидону, сестру тирского царя
Пигмалиона (которого, кстати говоря,
считают вполне исторической личностью).
Дидона была замужем за жрецом Мелькарта,
главного бога финикийской колонизации.
Она покидает Тир после того, как Пигмалион
убивает ее мужа. Легенда явно свидетельствует
о наличии при тирском дворе серьезных
политических трений. Для их преодоления
единый прежде царский дом расщепляется
надвое. Эти события относят к последней
четверти IX в до н.э. Заметим, что члены
царской семьи Тира не фигурируют в
легендах об основании других финикийских
городов.
Итак, Карфаген, в переводе
- «новый город» - от начала своего
существования стоит среди остальных
финикийских колоний особняком. Далее
в VII в. до н.э., карфагеняне решаются на
самостоятельный вывод достаточно
удаленной колонии. Они основывают
поселения на острове Питиуссе (совр.
Ибица). Это дает им возможность удобного
доступа к берегам Испании с ее богатыми
рудниками, находящимися в то время под
властью Тартесса, - ведь ясно, что
финикийцы плавали за тридевядь земель
отнюдь не из голого энтузиазма.
Следующим проявлением
карфагенского Уиндра является уже
упомянутая война с Массалией. Так,
вероятно, Аполлон впервые нанес поражение
великодержавному демону. Это была еще
только репетиция греко-персидских войн.
Но ситуация кардинально
меняется в середине VI в до н.э. Определенная
культурная связь между Карфагеном и
Тиром сохраняется по крайней мере до
конца IV в. до н.э. Об этом свидетельствуют, например, рассказы об осаде Тира Александром Македонским. Но политически
Тир служит отныне задачам Аримана по
овладению Эгейским морем, а Карфаген
чувствует полную самостоятельность
определять судьбы западно-финикийского
мира. С этих пор начинаются почти
непрерывные войны Карфагена как с
окрестными народами и полисами, так и
с тирскими колониями.
Изначально определенной
задаче оплодотворения Запада идеями
Востока финикийский народ больше не
служит. Если освобождение из плена
соборной души еврейства было для Аримана,
по-видимому, одним из условий санкции
персидского демиурга, то вопрос о
финикийском народе был, очевидно,
второстепенным и решился в угоду молодому
державному демону. Вавилонская светлая
диада начинает необратимо отрываться
от Энрофа.
Тем временем Карфаген
утверждает свое присутствие на Сардинии,
силой подчиняя тамошние финикийские
города. Затем ему удается вовлечь в
сферу своего влияния этрусков. В 535 г.
до н.э. этруски и Карфаген выступают с
объединенным флотом против несчастных
фокейских переселенцев на Корсике. В
битве при Алалии те одерживают победу,
но, потеряв слишком много кораблей,
вынуждены оставить Алалию и основать
в южной Италии город Элею, где через
сотню лет расцветет известная философская
школа элеатов. Этруски владеют Корсикой
и какое-то время вообще доминируют в
западном Средиземноморье.
Дальше, имеются сведения
о союзе между Персией и Карфагеном.
Уиндр и Ариман координируют свои
действия. По сообщению Диодора, ровно
в тот день, когда 300 спартанцев обороняют
Фермопилы, объединенные войска греческих
полисов в Сицилии отражают нападение
карфагенян у города Гимеры. Пятью годами
позже сицилийские эллины разбивают в
морской битве у острова Капри флот
этрусков. Наступление этрусков на южную
Италию остановлено еще раньше после
битвы при Кумах в 525 г. до н.э.
Итоги войны с Ариманом
тоже впечатляют: греческие города в
Малой Азии освобождены, передовые Афины
главенствуют в восточном Средиземноморье
настолько, что в середине V столетия до
н.э. посылают помощь восстающим против
персов египтянам.
Щупальцы Аримана и
Уиндра если не отрублены, то отдернуты.
Аполлон и Афина исполняются такой силы,
что совершают невиданный ранее прорыв
в религиозно-культурной сфере.
Этот успех сил Света,
конечно, заслуживает восхищения, но
нельзя забывать, что он был временным.
Через столетие, после ослабившей Элладу
Пелопоннесской войны, оба уицраора
отыгрывают все завоевания Аполлона, но
и персидское царство, и Карфаген
перенимают элементы эллинской культуры.
Наемники из Эллады становятся неотъемлемой
составляющей персидской армии.
Необходимость создания своего демона
государственности ясно встает перед
Аполлоном.
Подведем итог. Что же
стало с тремя народами, которые по
изначальному плану, вероятно, должны
были составить единый сверхнарод?
Эллада на какое-то время
расцветает и, пусть, политически
оказывается в долгосрочной перспективе
недееспособной, духовные ее достижения
не теряют актуальности до сих пор.
Этруски постоянно
занимают двойственную позицию: с одной
стороны, духовная связь с Элладой им
необходима как воздух, с другой - союз
с мощным инфрафизическим существом
Карфагена сулит им большие выгоды. Так,
известно, что через некоторое время
после победы у Алалии, они вынуждены
ввести в уже подконтрольной им колонии
на Корсике культ ее эллинских защитников.
Связано это с необходимостью обеспечения
пути в Элладу: традиционный опорный
пункт этрусков для таких плаваний,
Сибарис, был в 510 г. до н.э. разрушен до
основания, а новым становится основанная
фокейцами Элея. Так же в конце VI в. до
н.э. на севере Италии они выходят к
Адриатическому морю, по которому
осуществляют торговлю с Афинами. На
этом фоне слишком робкой выглядит их
попытка поддержать афинское вторжение
в Сицилию 415 г. до н.э. Сами афиняне в
течение двух лет дважды посылали туда
флот из пяти тысяч кораблей, в то время,
как этрусками было предоставлено всего
три триеры. Видимо, союз с Карфагеном,
который предпочел остаться безучастным
к межэллинским делам, они считали более
перспективным, нежели союз с вечно
раздробленной и неспособной
самоорганизоваться Элладой. Нежелание
полностью принять сторону Аполлона и
стало одной из причин дальнейшего
подчинения этрусков Риму и полной их
ассимиляции.
Испанский Тартесс
уничтожен Карфагеном. Собственного
метаисторического потенциала у этого
народа не хватило. Благосклонное
отношение к эллинам, вероятно,
свидетельствует о надежде на помощь
Аполлона в избавлении от пут Уиндра.
Несмотря на значительное материальное
богатство, Тартесс так и не смог вести
сколь-нибудь заметной внешнеполитической
активности, оставаясь по сути через
финикийское посредство сырьевым
придатком восточных империй. В VI в. до
н.э. Тартесс вступает в полосу кризиса,
связанного с истощением некоторых
рудников, а так же с тем, что массалииотам
удалось наладить торговлю с металлоносными
районами в Бретани через посредство
кельтов, то есть посуху, минуя морской
путь через Гибралтар. В это время ис-под
власти тартессиев уходят восточные
районы страны. Известно о союзе между
Массалией и Тартессом на рубеже VI-V вв.
до н.э. Заручившись этим союзом и,
вероятно, воодушевившись успехами
эллинов в борьбе с Карфагеном, тартессии
нападают на крупную финикийскую колонию
по ту сторону Гибралтара, Гадиры.
Пришедшие на помощь соплеменникам
карфагеняне подчинили себе как Гадиры,
так и Тарстесс. С этих пор Тартесс больше
не упоминается в источниках. По-видимому
в течение IV в. до н.э. исчезают последние
очаги самобытной культуры Тартесса.
Ну и, наконец, Финикия.
Ее огромная колониальная империя в
значительной степени не выполнила свою
миссию. Да, она зажгла ориентализирующий
огонь на средиземноморских полуостровах,
дала эллинству письменность и секреты
дальнего мореходства. Но она не сумела
удержаться в целости до главного
духовного свершения Востока, до
установления выкристаллизовывания
четкого иудейского монотеизма. Потеряв
в VI в. до н.э. связь со своей прародиной,
западные колонии должны были бы тихо
ассимилироваться эллинами, этрусками,
тартессиями, прочими народами Испании,
Италии и Африки. Но происходит нечто
иное: Карфаген с его активной и жесткой
внешней политикой выступает новым
объединителем. Едва ли в порывах
карфагенского Уиндра можно уловить
признаки провиденциального санкционирования.
Он не стесняется причинением страданий
собственным соплеменникам, предпринимает
все усилия к тому, чтобы отдалить от
Эллады этрусков, отколоть их от
сверхнарода, к которому они предназначены,
более того, выступает единым фронтом с
Ариманом против эллинства и, наконец,
гасит огни тартессийской культуры.
Такими действиями последний Уиндр
вызвал к жизни новую силу внутри
сверхнарода, ставшего впоследствии
греко-римским. Этой силой становится
Рим.
